Искусство иллюстрации
Угадайте - к чему картинка:
(в принципе - несложно)
(в принципе - несложно)
Category: искусство
Category was added automatically. Read all entries about "искусство".
Искусство театра
Забавно кстати что практической нужды высаживать и марсокоптер и "кислородную машинку" на Марс нет: и то и то можно было с тем же успехом испытать и на земле (марсокоптер и был испытан - и кислородная машинка уверен - тоже). Ценность тут чисто в области пиара - потому что испытания в тестовой камере не интересны никому кроме специалистов и глубоко интересующихся отраслью - а вот когда тоже самое на Марсе - оно впечатляет уже всех
Из жизни людей искусства:
https://www.kommersant.ru/doc/4753303?from=main_1
... Орсон Уэллс. 22-летний, тогда еще начинающий актер озвучивал документальный фильм Хемингуэя о гражданской войне в Испании и во время первой сессии предложил подредактировать закадровый текст, после чего тут же был уложен на пол ударом в челюсть. Впрочем, отходил Хемингуэй тоже быстро, а многие из тех, кто получал от него по морде, впоследствии становились его друзьями.
И прочее в том же роде.
... Орсон Уэллс. 22-летний, тогда еще начинающий актер озвучивал документальный фильм Хемингуэя о гражданской войне в Испании и во время первой сессии предложил подредактировать закадровый текст, после чего тут же был уложен на пол ударом в челюсть. Впрочем, отходил Хемингуэй тоже быстро, а многие из тех, кто получал от него по морде, впоследствии становились его друзьями.
И прочее в том же роде.
Задумался над вопросом:
Известный концептуальный арт-продукт Мандзони "Дерьмо художника" как известно представлял баночки с расфасованым говном автора (по крайней мере так утверждается) с одной тройской унцией говна, каковые продавались по цене 1 унции золота (насколько я знаю, смысловое содержание проекта было простое - практическая демонстрация того, что под видом искусства любое дерьмо можно продавать по цене золота).
C тех пор говорят арт-продукт сильно вырос в цене.
Но думаю - а было ли вложение в дерьмо Мандзони выгодным — с учетом того что золото с тех пор подорожало почти в 50 раз?
C тех пор говорят арт-продукт сильно вырос в цене.
Но думаю - а было ли вложение в дерьмо Мандзони выгодным — с учетом того что золото с тех пор подорожало почти в 50 раз?
У меня есть подозрение
Что цирк с арестом и судом над Навальным который мне казался глупостью, может оказаться крайне удачным ходом. Если сумеют этой историей правильно воспользоваться.
Ну наконец-то
Кажется политического Петросяна уволили из цирка. Давно пора - потому что последние годы его номера уже совершенно бездарны и однообразны.
Инвесторы в шоу возмущены и требуют клоуна вернуть обратно. Что понятно - 10 лет инвестиций псу под хвост.
PS: Впрочем очень вероятно что это просто начало нового сезона шоу "оппозиция в РФ".
Инвесторы в шоу возмущены и требуют клоуна вернуть обратно. Что понятно - 10 лет инвестиций псу под хвост.
PS: Впрочем очень вероятно что это просто начало нового сезона шоу "оппозиция в РФ".
Еще новогоднего вам в ленточку:
Вася Ложкин тут
рассуждает о воронежской Аленке - ему нравится (мне впрочем тоже, мне правда и шемякинский Петр очень нравится - особенно пока обходился без постамента и заборчка - но там ему дети коленки до блеска засиживали).
Но там попутно открылся еще один шедевр монументального творчества: памятник Есенину:
Дизайн-концепт "человека-какашки" похоже оказался заразителен
Но там попутно открылся еще один шедевр монументального творчества: памятник Есенину:
Дизайн-концепт "человека-какашки" похоже оказался заразителен
"моральные устои, от которых затошнило бы даже Тартюфа"
Тут чего-то простудился - вчера 38.4 было
Нажрался аспирину, щас расслабуха - ну разбавляю ее всяким развлекательным чтивом: попалась фраза (действие происходит во времена кодекса Хейса, написано впрочем тогда же):
Лицо Джин покраснело под золотистым загаром.
— Если фильм является подлинным произведением искусства…
— Джин, — мягко произнес Сай, — кино в целом имеет такое же отношение к искусству, как комикс к Рембрандту. Неужели вы можете всерьез воспринимать моральные устои, от которых затошнило бы даже Тартюфа?
Нажрался аспирину, щас расслабуха - ну разбавляю ее всяким развлекательным чтивом: попалась фраза (действие происходит во времена кодекса Хейса, написано впрочем тогда же):
Лицо Джин покраснело под золотистым загаром.
— Если фильм является подлинным произведением искусства…
— Джин, — мягко произнес Сай, — кино в целом имеет такое же отношение к искусству, как комикс к Рембрандту. Неужели вы можете всерьез воспринимать моральные устои, от которых затошнило бы даже Тартюфа?
"Баталист" исчо
Ну реально меня очень сильно эта книжка зацепила:
Именно на тему "свободы информации" и "от слова не станется" - ну вот именно как именно может статься от слова - пример честно говоря типовой - аж утомительно обсуждать - но все таки:
... – О семье он не беспокоился. Понимаете, сеньор Фольк? Жена и сын были вне опасности. Когда он взял в руки винтовку и узнал лишения и ужасы войны, его утешало одно – что семья в надежном месте. Вы, сеньор, всегда, в любых передрягах, остававшийся лишь свидетелем с обратным билетом в кармане, должны меня понять. Когда все вокруг пылает, какое облегчение думать, что никто из твоих близких не гибнет в горящих развалинах.
Фольк неподвижно, словно одна из фигур на его фреске, сидел на парусиновом стуле, держа в руке стакан коньяка, и внимательно слушал.
– Да, я могу это понять.
– Я знаю. Сейчас знаю, по крайней мере. – Маркович, по-прежнему стоявший напротив фрески, указал на один из ее фрагментов, словно там изображалось то, о чем он рассказывал. – Когда я увидел вас на коленях возле той женщины на дороге через несколько дней после того, как вы меня сфотографировали, я подумал, что вы готовите очередной репортаж Еще один труп, новая фотография. Жалко, конечно. Погибают обычно именно друзья. С другой стороны, думал я тогда, всегда утешает, что умер кто-то, а ты жив… Сколько журналистов погибло в войну на моей родине?
– Не знаю. Пятьдесят или около того. Много.
– Ну вот, видите. Один из многих. Точнее, одна. Так я думал тогда. Сейчас знаю, что ошибался. Она не была одной из многих.
...
– Семья солдата была вне опасности, – продолжал Маркович, – а он сражался за родину. По правде говоря, абстрактная родина волновала его куда меньше, чем та, другая, настоящая – женщина и ребенок… Тем временем его официальная родина превратилась в бойню под названием Вуковар. В ловушку… – На миг Маркович о чем-то глубоко задумался. – Представьте себе: на вас идут сербские танки, а вам нечем их остановить. И вот однажды утром солдат бежит, будто кролик, вместе со своими товарищами, чтобы спасти жизнь. И в тот миг, когда те, кто выжил, вновь собрались вместе, даже не успев перевести дух, вы делаете свой снимок.
...
– Когда солдата отпустили на свободу, – продолжал Маркович, – он постарался разузнать что-нибудь о жене и сыне. Три года ни единой весточки, представьте себе… И вот через некоторое время он все узнал. Оказывается, знаменитая фотография появилась и у них в поселке. Кое-кто раздобыл журнал. Среди соседей всегда найдется тот, кто охотно берется за такие дела. Причин много. – невеста, которая до сталась другому, отнятая еще у деда работа, дом или участок земли, который хочется заполучить… Зависть, ревность. Обычное дело.
Заходящее солнце заглянуло в комнату через узкое окно, озарив Марковича багровым сиянием, похожим на зарево пожара, изображенного на стене: город, пылающий на холме, далекий вулкан, освещающий камни и голые ветки, огонь, отражающийся на металлическом оружии и доспехах, которые словно выступают за пределы фрески и вторгаются в пространство комнаты, очертания человека, сидящего на стуле, спирали дыма, поднимающегося от сигареты, зажатой пальцами или зубами. Красные языки пламени и лучи заходящего солнца делали изображение на стене до странности правдоподобным. «Быть может, – внезапно подумал Фольк, – фреска не так уж плоха, как мне кажется».
– Однажды ночью, – продолжал Маркович, – несколько четников ворвались в дом, где жили сербская женщина и сын хорвата… Неторопливо, один за другим, они насиловали женщину, сколько хотели. Пятилетний мальчишка плакал и пытался защитить мать, и тогда они пригвоздили его штыком к стене, точно бабочку к куску пробки – ту самую, из теории про эффект, о котором мы говорили раньше… Устав от женщины, они отрезали ей груди, а затем перерезали горло. Перед уходом нарисовали на стене сербский крест и написали: «Усташские крысы».
Именно на тему "свободы информации" и "от слова не станется" - ну вот именно как именно может статься от слова - пример честно говоря типовой - аж утомительно обсуждать - но все таки:
... – О семье он не беспокоился. Понимаете, сеньор Фольк? Жена и сын были вне опасности. Когда он взял в руки винтовку и узнал лишения и ужасы войны, его утешало одно – что семья в надежном месте. Вы, сеньор, всегда, в любых передрягах, остававшийся лишь свидетелем с обратным билетом в кармане, должны меня понять. Когда все вокруг пылает, какое облегчение думать, что никто из твоих близких не гибнет в горящих развалинах.
Фольк неподвижно, словно одна из фигур на его фреске, сидел на парусиновом стуле, держа в руке стакан коньяка, и внимательно слушал.
– Да, я могу это понять.
– Я знаю. Сейчас знаю, по крайней мере. – Маркович, по-прежнему стоявший напротив фрески, указал на один из ее фрагментов, словно там изображалось то, о чем он рассказывал. – Когда я увидел вас на коленях возле той женщины на дороге через несколько дней после того, как вы меня сфотографировали, я подумал, что вы готовите очередной репортаж Еще один труп, новая фотография. Жалко, конечно. Погибают обычно именно друзья. С другой стороны, думал я тогда, всегда утешает, что умер кто-то, а ты жив… Сколько журналистов погибло в войну на моей родине?
– Не знаю. Пятьдесят или около того. Много.
– Ну вот, видите. Один из многих. Точнее, одна. Так я думал тогда. Сейчас знаю, что ошибался. Она не была одной из многих.
...
– Семья солдата была вне опасности, – продолжал Маркович, – а он сражался за родину. По правде говоря, абстрактная родина волновала его куда меньше, чем та, другая, настоящая – женщина и ребенок… Тем временем его официальная родина превратилась в бойню под названием Вуковар. В ловушку… – На миг Маркович о чем-то глубоко задумался. – Представьте себе: на вас идут сербские танки, а вам нечем их остановить. И вот однажды утром солдат бежит, будто кролик, вместе со своими товарищами, чтобы спасти жизнь. И в тот миг, когда те, кто выжил, вновь собрались вместе, даже не успев перевести дух, вы делаете свой снимок.
...
– Когда солдата отпустили на свободу, – продолжал Маркович, – он постарался разузнать что-нибудь о жене и сыне. Три года ни единой весточки, представьте себе… И вот через некоторое время он все узнал. Оказывается, знаменитая фотография появилась и у них в поселке. Кое-кто раздобыл журнал. Среди соседей всегда найдется тот, кто охотно берется за такие дела. Причин много. – невеста, которая до сталась другому, отнятая еще у деда работа, дом или участок земли, который хочется заполучить… Зависть, ревность. Обычное дело.
Заходящее солнце заглянуло в комнату через узкое окно, озарив Марковича багровым сиянием, похожим на зарево пожара, изображенного на стене: город, пылающий на холме, далекий вулкан, освещающий камни и голые ветки, огонь, отражающийся на металлическом оружии и доспехах, которые словно выступают за пределы фрески и вторгаются в пространство комнаты, очертания человека, сидящего на стуле, спирали дыма, поднимающегося от сигареты, зажатой пальцами или зубами. Красные языки пламени и лучи заходящего солнца делали изображение на стене до странности правдоподобным. «Быть может, – внезапно подумал Фольк, – фреска не так уж плоха, как мне кажется».
– Однажды ночью, – продолжал Маркович, – несколько четников ворвались в дом, где жили сербская женщина и сын хорвата… Неторопливо, один за другим, они насиловали женщину, сколько хотели. Пятилетний мальчишка плакал и пытался защитить мать, и тогда они пригвоздили его штыком к стене, точно бабочку к куску пробки – ту самую, из теории про эффект, о котором мы говорили раньше… Устав от женщины, они отрезали ей груди, а затем перерезали горло. Перед уходом нарисовали на стене сербский крест и написали: «Усташские крысы».
