...
Орландина придвинула стул к зеркалу, после чего развязала брыжжи на шее Тибальда и сказала:
— Шея у тебя почти такая же, как моя, плечи тоже — но до чего иная у тебя грудь! Год назад ещё не было этой разницы, но теперь я просто не могу узнать свои перси — так они переменились! Сбрось, прошу тебя, твой пояс и расстегни кафтан. О, что это ещё за бахрома?..
Тибальд, уже не владея собой, понес Орландину на диван — в этот миг он считал себя счастливейшим из смертных… Вдруг он почувствовал, будто кто-то запускает ему когти в шею.
— Орландина! — вскричал он, — Орландина, что это значит?
Но Орландины уже больше не было. Тибальд увидал на её месте нечто отвратительное и незнакомое ему доселе.
— Я не Орландина, — завопило чудовище, — я — Люцифер!
Тибальд хотел призвать на помощь спасителя, но сатана, который разгадал его замысел, зубами впился ему в горло и не позволил вымолвить это святое имя.
На следующее утро крестьяне, едущие в Лион с овощами на рынок, услышали доносящиеся из заброшенной придорожной лачуги стоны и жалобы. Они вошли и нашли молодого Тибальда лежащим на гниющей падали. Они взяли его, принесли в город, и несчастный де ла Жакьер узнал своего сына.
Его положили на постель; вскоре Тибальд, казалось, начал приходить в себя и слабым, еле внятным голосом произнес:
— Отворите двери этому святому отшельнику, отворите как можно скорее!
Сперва его не поняли, однако дверь отворили и увидели почтенного монаха, который велел, чтобы его оставили с глазу на глаз с Тибальдом. Его желание удовлетворили, и двери за ним заперли.
Долго слышались ещё увещания отшельника, на которые Тибальд отвечал мощным голосом:
— Поистине, отец мой, я каюсь в грехах своих и уповаю только на милосердие божие!
Наконец, когда всё стихло, двери решили отворить. Отшельник исчез, Тибальд же лежал мертвый с распятием в руках.
Едва я кончил эту историю, как вошел каббалист, который как будто хотел прочитать по моим глазам впечатление, которое я испытал.
Вообще книжка Потоцкого один из самых странных литартефактов начала 19 века.