http://polit.ru/article/2005/12/02/veber/
Благодаря иностранным кредитам царь смог в 1906 г. уволить Витте, октроировать псевдоконституцию, снова укрепить полицейский режим и «Черную сотню», затем игнорировать Думу и, наконец, совершить государственный переворот. Если найдутся исполнители, то они и на этот раз отыщут деньги, чтобы усмирить страну, воспользовавшись каким угодно псевдодемократическим режимом. Эта задача вполне выполнима, нужно лишь найти исполнителей. Иностранцу невозможно судить, найдутся ли они. Но совершенно очевидно, что режим, который поддерживали деньгами такие люди, как Морозов и другие предводители архиреакционного крупного капитала, не может быть «демократическим».
Господа Милюков и Гучков надеются на отечественные и иностранные банки, а теперь и на Америку, не столько для продолжения войны, сколько для того, чтобы удержаться в седле против радикалов.
В этих обстоятельствах особенно важно, как будет себя вести правительство в отношении крестьян. Это красноречивый симптом соотношения политических сил в стране, что было характерно и для предыдущей революции.
По-настоящему хотят мира, прежде всего, крестьяне, то есть огромное большинство русского народа. Чтобы их умиротворить, необходимо в соответствии с их идеалами и реальными интересами (1) экспроприировать всю некрестьянскую земельную собственность и (2) списать все иностранные долги России.
Второе — самое главное. Если крестьянам придется платить проценты по этим долгам, то опять начнется хорошо известный русским экономистам процесс: этот огромный недоедающий слой населения будет вынужден отдавать и продавать зерно под давлением непосильных налогов, чтобы страна могла платить проценты по внешним долгам. Так уже было раньше.
Выполнение крестьянской программы, очевидно, столкнется на практике с непреодолимыми трудностями. Экспроприация проблематична даже не сама по себе, а вследствие того, что в ходе ее осуществления столкнутся интересы отдельных групп самого крестьянства, прежде всего региональных и локальных. Если в одном округе экспроприация даст крестьянину 6 гектар земли, а в другом — 15, то, естественно, крестьяне первого округа будут требовать единообразного распределения, а крестьяне второго округа захотят оставить землю своего округа в своем исключительном пользовании. Такие конфликты играли определенную роль уже на первой стадии предыдущей революции. Помимо этого есть, конечно, и другая трудность: крестьяне не хотят платить за землю, а это означает неразрешимый конфликт с земельной буржуазией. Устранить эти трудности может только длительная социал-революционная диктатура (под социал-революционным правлением я понимаю власть не каких-то особых живодеров, а такого политического лидера, для которого «молодая» в российских условиях частная земельная собственность не является безусловной «святыней»). Есть ли в России такие люди, я не знаю. Но прийти к власти надолго они могут, только если будет заключен мир. Потому что только тогда крестьяне вернутся домой, и их можно будет политически использовать. Сейчас в деревне остались одни старики, дети и женщины. Крестьяне подчинены дисциплине, что означает власть господ-собственников и происходящих из той же среды офицеров. Дисциплина, конечно, сильно упала, и наступательная способность армии понизилась, но в интересах имущих слоев эта дисциплина, в силу продолжения войны, делает свое дело. Эти слои, естественно, — заклятые враги всякого крестьянского движения, поскольку они связаны с господствующими в земствах интересами крупного землевладения. Разумеется, они выступают за продолжение войны, даже если она не сулит им никакого успеха, поскольку она помогает удержать крестьян подальше от дома. Только так можно, во-первых, оставить крестьянскую массу в окопах под командованием генералов и подальше от дома, во-вторых, укрепить новую власть имущих классов до заключения мира и, в-третьих, обеспечить денежную поддержку со стороны отечественных и иностранных банков с тем, чтобы организационно укрепить новую власть и подавить крестьянское движение