"Понятно что вспомнилось"

Ни разу не понятно.

"The horror! The horror!"

Интересно - Хаксли эту аллюзию имел в виду или нет?

Всё может быть, но, имхо, вряд ли.

Из общих соображений: это примерно как если б Пелевин употребил аллюзию на какую-нибудь позднесоветскую вампуку, типа "пьеса Шатрова Брестский мир".

То есть между "теперь" и "тогда" произошли события, которые весь "тогдашний" литературный опыт обнулили.

То есть после Великой Войны, отсылать ссовременника Хаксли к тропическим ужасам Конрада можно только в ироническом ключе, ну примерно как если б кто-нибудь пришёл бы к Вам в блог и стал бы оперировть ленинскими фразами в интерпретации шатрова применительно к нюансам этичности внутрипартийных дискуссий по животрепещущим вопросам.

Хаксли открытым текстом отсылает главгероя к отношениям с божественным светом (и с адской тьмой тоже соответствено) - причем вполне аргументированно утверждает что святой отец с этими материями находился в непосредственном духовном общении - так что финал там немного предсказуем - "и пучина сия поглотила их"

у Конрада же тропики постольку поскольку - а вот основное - оно ни разу же не тропическое.

PS: Хаксли кстати как раз в предисловии прямо отсылает события первой и второй мировой (книжка 1941 года) к событиям 30-летней войны (и прав совершенно):

Этот монах, например, которого мы только что оставили на мосту, — видит Бог, он как будто бы достаточно далек от наших современных забот. Но на самом деле, если мы присмотримся к его биографии чуть пристальнее, то обнаружим, что его мысли, чувства и желания существенно повлияли на состояние мира, в котором мы живем сегодня. Дорога, по которой ступали его босые огрубелые ноги, непосредственно вела в Рим Урбана VIII.

В отдаленном смысле она привела к августу 1914 года и к сентябрю 1939-го. В длинной цепи преступлений и безумий, которая связывает современный мир с прошлым, одним из самых важных и роковых звеньев является Тридцатилетняя война.

Многие потрудились, чтобы выковать это звено; но никто не усердствовал больше, чем этот сотрудник Ришелье, Франсуа Леклер дю Трамбле, в церковной истории известный как отец Жозеф Парижский, а в популярной истории — как Серое Преосвященство. Но это — отнюдь не единственное, чем он нам интересен. Если бы отец Жозеф был всего лишь мастером политических игр, не было бы причины выделять его из множества партнеров и конкурентов. Мир этого монаха был не таков, как мир обычных государственных политиков, то есть не был исключительно здешним миром. Не только умственно, но и непосредственно из живого опыта он знал кое-что о мире ином, мире вечности. Он страстно стремился стать и в какой-то мере, частью своего существа, действительно был гражданином Царствия Небесного.

Edited at 2017-08-23 05:03 am (UTC)

PS: В общем-то у великой войны ужасов было куда меньше чем у тридцатилетней - военные потери конечно больше - но вот гражданские даже в абсолютных цифрах наверное меньше - в относительных ничего сравнимого не дала даже вторая мировая.

Это как бы трюизм, наверное очевидный для хорошего историка с хорощими навыками сравнительного анализа.

Для литератора же, а тем более для читателя-дилетанта "дух эпохи" довольно, быстро мутирует. То есть допустим Гражданская война уже к 60-м превратилась в романтически-комедийный бурлеск про комиссаров в пыльных шлемах, чекистов с чистыми руками и бубу касторского, а Отечественная война 1812 года - это гусары и поручик ржевский - при том что современники несомненно воспринимали их как величайшие трагедии.

> кстати да - типаж похожий

У Радзинского, например, все типажи такие.

С уважением,
Гастрит