... Он [Лем] прочёл "Войну миров" как то, чем она НЕ ЯВЛЯЕТСЯ - как историю Контакта с Чужим Непонятным Разумом. Но у Уэллса не было намерения написать историю Контакта. Удивительно, что Лем, житель страны соцлагеря, в котором пропаганда против "британского империализма" занимала большое место в идейной жизни, не заметил в романе Уэллса того, что очевидно любому британцу - притчи о колониализме. При том, что в прологе романа марсиане прямо сопоставляются с представителями европейской цивилизации, которые "по праву высшей расы" уничтожают животных и туземцев. Мораль романа несложная - тот, кто верит в "право высшей расы", должен быть готов к тому, что на всякую высшую расу найдётся ещё более высшая и заявит своё право. Колонизатору предлагается почувствовать себя туземцем.
Кровососание тут - расхожая политическая метафора: колонизаторы "пьют кровь" угнетённых народов. Марсиане делают это буквально, вот и всё.
А теперь - бинго! В том же 1897 г. вышел другой знаменитый роман о кровососании - уже упомянутый "Дракула" Брэма Стокера. Литературоведы уже давно наблюли (сорри за некрасивое слово), что образ Дракулы отражает фобии викторианского колониализма. Например, Стефан Арато об этом писал ещё в начале 90-х. Дракула, в соответствии с этими фобиями - "понаехавший", злокозненный Чужой, который почему-то стремится в Лондон так, будто ему там мёдом намазано, чтобы там совращать и поедать невинных (так и хочется сказать "белых", хоть Дракула и европеоид) английских леди среднего класса и строить коварные планы по порабощению мира. При всём своём коварстве он, однако, отличается безнадёжной умственной неполноценностью (на чём настаивает Ван Хельсинг) и потому обречён на поражение.
Ну и мой коммент там же: в плане что "но все верно, но любим и ценим мы его не за это":
Мне Уэллс хорош способностью генерировать яркие и запоминающиеся образы - даже в таких в общем-то средненьких вещах, типа "освобожденного мира" - причем совершенно безотносительно того, что он хочет сказать.
Из-за этого я его очень неплохо помню со школьных времен.
PS: В общем скорее "социальное содержание" скорее портит Уэллса - я тут с Борхесом согласен:
я благодарен Уэллсу за его теории и почти все их разделяю, я лишь сожалею, что он их вплетает в ткань повествования. Достойный наследник британских номиналистов, Уэллс осуждает нашу привычку говорить о «неколебимости Англии» или о «кознях Пруссии»; его аргументы против этих вредных мифов, по-моему, безупречны, но я этого не сказал бы о приеме введения их в историю сна мистера Парэма.
...
Из оставленной им для нас обширной и разнообразной библиотеки ничто не восхищает меня так, как его рассказы о некоторых жестоких чудесах: «The Time Machine», «The Island of Dr.Moreau», «The Plattner Story», «The First Men on the Moon»
Я кстати - раз уж зала речь о Леме и Уэллсе - замечу, что в финале "Соляриса" - про "время жестоких чудес" Лем скорее всего имеет в виду именно этот оборот из борхеского эссе.
И к самому Лему в общем-то борхесовский отзыв во многом применим