При этом, что самое любопытное, главное в санкт-петербургском стиле, на что действительно следует обратить внимание и что является чисто национальным, почему-то очень редко привлекает внимание.
А главное это масштаб и уникальные возможности, которые предоставил Санкт-Петербург для европейских стилей. Нигде больше не было столько места и не было материала.
../
Но ладно про Исаакий. Возьмем поменьше — Казанский собор. Он, как вам расскажет каждый, — является копией Собора Святого Петра в Риме.
Вы конечно все знаете за Собор Святого Петра. Видели сотни фоток, папские похороны, какие-нибудь и т.д. Огромная площадь обрамленная великолепной колоннадой Бернини. Огромный собор — как модель космоса. Миллионы людей, которые собираются на площади, дабы услышать «Хабемус Папам».
Потом вы приезжаете в Рим. Бросаетесь на эту площадь, в сердце, так сказать Европы. И, упс. Утыкаетесь в ряды серых известняковых колонн, которые сперва вам кажутся оштукатуренными. Вы трясете головой: «Не может быть». Проходите между них и оказываетесь на небольшой площади, где взгляд всюду утыкается в колонны и преграды, а над вами возвышается небольшой, зажатый, чуть педантичный ранний классицизм с переходом в барокко.
Самое забавное, что нечто очень похожее я читал:
в России нигде не встретишь большого скопления народа. Она так огромна, что здесь всюду просторно; это — преимущество страны, где нет нации. Первая же давка, которая возникнет в Петербурге, окончится плачевно; в обществе, устроенном так, как это, толпа породит революцию.
Из-за царящей здесь повсюду пустоты памятники кажутся крошечными; они теряются в безбрежных пространствах. Колонна Александра благодаря своему основанию считается более высокой, чем Вандомская колонна; ствол ее высечен из цельного куска гранита — это самое огромное из всех гранитных изваяний в мире. И что же? эта громадная колонна, возвышающаяся между Зимним дворцом и зданиями, стоящими полукругом на противоположном краю площади, напоминает вбитый в землю колышек, дома же, окружающие площадь, кажутся такими низкими и плоскими, что могут сойти за изгородь.
Вообразите себе огороженное пространство, на котором могут провести маневры сто тысяч человек и при этом останется много свободного места: на таких просторах ничто не может выглядеть огромным.
Эта площадь, или, точнее сказать, это русское Марсово поле, ограничено Зимним дворцом, фасад которого был недавно восстановлен в том виде, в каком существовал при императрице Елизавете.
Фасад этот имеет хотя бы то преимущество, что позволяет глазу отдохнуть от грубых и пошлых подражаний афинским и римским памятникам; он выполнен во вкусе регентства, являющемся не чем иным, как выродившимся стилем Людовика XIV; впрочем, вид его весьма величествен. Напротив дворца стоят полукругом здания, где размещаются некоторые министерства; здания эти построены по большей части в древнегреческом стиле. Что за странная прихоть — возводить храмы во славу чиновников!
Рядом с этой площадью расположено и Адмиралтейство; оно живописно: его невысокие колонны, золоченый шпиль и приделы радуют глаз. С этой стороны площадь окаймлена зеленой аллеей, придающей ей некоторое разнообразие. На одном из краев огромного поля высится громада собора Святого Исаака, бронзовый купол которого наполовину закрыт лесами; еще дальше виднеются дворец Сената и другие подражания языческим храмам, в которых, впрочем, размещается военное министерство; тут же, ближе к Неве, глаз видит — или по крайней мере старается увидеть — памятник Петру Великому на обломке гранитной скалы, затерянный среди площади, словно песчинка на морском берегу. Статуя героя снискала незаслуженную славу благодаря шарлатанской гордыне воздвигнувшей ее женщины: статуя эта куда ниже своей репутации.
Всех поименованных мною зданий достало бы на застройку целого города, в Петербурге же они не заполняют одну-единственную площадь — эту равнину, где произрастают не хлеба, но колонны.